Наташа Эстемирова: годом позже

В Москве сейчас так же невыносимо жарко, как было тогда в Грозном. Кажется, еще немного и расплавятся мозги. Невозможно работать, невозможно двигаться, и уехать бы к кому-нибудь на дачу, а еще лучше все бросить и податься на море – целыми днями не вылезать из воды, пить холодное вино, ни о чем не думать... Только уехать никуда невозможно. Потому что прошел год, как не стало Наташи. И надо что-то писать, отбирать и распечатывать фотографии, зазывать людей на поминальные посиделки.

Не верится, что Наташи нет уже целый год. Все кажется, куда-то уехала, сейчас позвонит и посыплется привычная требовательная скороговорка: «Тут такое... Надо срочно... Это просто ужас... Надо что-то делать...» Возвращаясь из очередной командировки, порой ловлю себя на том, что зайду домой, а на кухне орудует Наташка. Она часто приезжала, когда я была в разъездах, открывала дверь своим ключом, а купленные ей тысячу лет назад пельмени и какая-то сложная овощная смесь в яркой упаковке до сих пор лежат в морозильнике. Рука не поднимается выбросить, как не поднимается стереть из мобильника номер ее телефона. Хотя пора уже выбросить. И стереть. И вообще, научиться жить без Наташи. Но проблема в том, что это получается очень плохо.

Наташа Эстемирова, казалось, была всегда. Она начала работать в «Мемориале» еще до того, как открылось грозненское представительство. Ездила в самые горячие места, передавала информацию, возвращалась, снова уезжала. Потом мы все у нее жили. Иногда сваливались на голову по три-четыре человека одновременно, и Наташа с дочкой спали, скрючившись, на крохотном кухонном диванчике, чтобы обустроить многочисленных гостей. Гости в какой-то момент отправлялись восвояси, подальше от войны, а она оставалась – для всех нас, вместо всех нас. И можно было не сомневаться, Наташа узнает, расскажет, сделает, и будет ждать тебя, когда ты выберешься в следующий раз.

Наверное, кто-то скажет: она чеченка, конечно, она оставалась там, у себя дома. А вы, чужаки, естественно, уезжали. Но Наташа, русская по матери, выросшая в Свердловской области, переехавшая в Чечню вслед за отцом уже взрослой девушкой, так и не научившаяся толком говорить по-чеченски, в принципе не думала в категориях этничности, «крови и почвы». Она прекрасно могла бы жить в Екатеринбурге, в Москве, в Питере. Просто не могла, физически не могла уехать оттуда, где страдают люди, и где она может кому-то помочь.

А вообще, Наташе очень хотелось нормальной жизни. Историк, выросшая на русской классики, она обожала книги – только вот времени на чтение катастрофически не хватало. Еще очень любила в театр и, выбираясь в Москву, начинала лихорадочно пересматривать все спектакли. Да и вообще, в каждый приезд буквально не могла надышаться пестрой культурной жизнью большого города – хорошей музыкой, кино, выставками. Всем тем, чего в Грозном ей так мучительно не хватало. А не хватало еще и ночных посиделок в шумной компании, заумных разговоров, уютных кафе – короче, того, что является для нас постоянным жизненным фоном, чего мы почти не замечаем. В Наташкиной жизни этой «нормальности» было так мало, что каждому в нее погружению она радовалась, как ребенок.

Высокая, с почти балетной осанкой и изумительно грациозной походкой, Наташа любила красиво одеться – только денег на тряпки никогда не было, да и выбор в Грозном не ахти. Она души не чаяла в своей дочери, родившейся, страшно сказать, чуть ли не накануне первой чеченской. Но вечно допоздна пропадала на работе, то и дело пристраивала девочку к родственникам, даже на море, на Каспий, до которого рукой подать, не могла с ней нормально выбраться летом («Столько дел, столько людей, как же их оставить?»), а на последний год и вовсе отправила Лану на Урал... Наташа давно понимала, что ребенку в Грозном опасно, что там нет нормального образования, нет никаких условий... Часто говорила об этом, но просто физически не могла себя заставить расстаться с девочкой. И только после того, как весной 2008 года, лично президент Чечни Рамзан Кадыров орал на нее в голос за то, что она позволила себе его критиковать в прессе, задавал угрожающие вопросы про дочь, Наташа поняла – больше ждать невозможно, дочку в любой момент могут использовать против нее.

В летние каникулы, поддавшись на наши уговоры, Наташа поехала с Ланой в Англию. Около двух месяцев они прожили в общежитии в Оксфорде. Где-то в середине июля я приезжала в Лондон по работе, и Наташка выбралась в город вечером поужинать и поболтать. Я сидела в ресторане за столиком у окна, и увидела, как Наташа идет по улице – она буквально светилась изнутри, искрилась какой-то волшебной радостью. Красивая женщина в большом городе. Кокетливый шейный платок, узкая юбка, босоножки на каблуке. В первый раз за долгие годы знакомства в нашем разговоре не прозвучало ни слова о пытках, похищениях людей, казнях, беззаконии, войне... Наташа долго рассказывала, как прекрасно в Оксфорде, какие там чудесные парки, как они с Ланкой облазили всю округу и иногда осуществляют вылазки в столицу побродить по галереям, как она бегает по утрам, ходит на йогу, учит английский... Наверное, никогда я не помнила Наташу такой счастливой.

Но лето еще не кончилось, а она засобиралась домой. Отвезла дочку к своей сестре в Екатеринбург, устроила там в школу и уже к середине августа была в Грозном. Я звонила ей до отъезда, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик: «Ты с ума сошла! Вам так хорошо в Оксфорде! Ты будто на 10 лет помолодела. Останься до сентября. Побудь с ребенком до конца каникул. Ты ее потом до зимы не увидишь! И девчонку жалко, и сама изведешься. Какого черта ты делаешь?» Наташка отнекивалась, почти оправдывалась: «Но ты ведь понимаешь, меня так давно нет, а там столько работы... Как подумаю, про всех, кто каждый день набирает мой номер и слышит, что абонент все еще недоступен, про всех, кто в офис приходит и спрашивает меня, а меня нет... Мне правда пора ехать. Я не могу по-другому...»

Наташа, действительно, не могла. У нее были крайне жесткие представления о том, что дОлжно, и о том, что должна именно она. А мы, в свою очередь, конечно, уговаривали ее остановиться, уехать, пожить для себя, но, если совсем честно, уговаривали недостаточно. Потому что она очень нам была нужна там, в Грозном, потому что лучше нее никто не умел делать эту работу, потому что к кому бы мы иначе стали приезжать, с кем советоваться, кого просить доделать то, что никак не укладывается в недельную командировку?

В Грозном рано утром, 15 июля прошлого года Наташу Этемирову похитили возле ее дома, где мы все бывали так часто, что стали считать этот дом своим. Ее затолкали в машину, вывезли в Ингушетию и расстреляли. За несколько месяцев до этого ей исполнился 51 год. Убийство Наташи до сих пор не расследовано. А мы до сих пор не научились без нее жить.

Татьяна Локшина, Полит.ру