Человек помассировал виски и нервно сглотнул. Боль стала глуше, но не ушла совсем, несмотря на инъекцию промедола. Он провел рукой по густой рыжей бороде и, ткнув пальцем в кнопку громкой связи на телефоне, попросил секретаршу: "Социта, вызови Альви". Встал, отодвинул кресло, прошел к окну. На улице шел дождь, серая пелена накрыла гостиницу "Украина" и лишила всякой понятной геометрии мост через Москву-реку.

Сзади тихо отворилась дверь. Услышав шаги за спиной, человек, не оборачиваясь, раздраженно спросил: "Ну что?"

Вошедший, кавказец 30-ти с небольшим лет на всякий случай открыл папку, скользнул взглядом по заложенному внутрь листку и на одном дыхании произнес: "В "Марше несогласных" участвовало 200 человек. Из них при разгоне убито 7. 23 человека - в тяжелом состоянии доставлены в больницу. Еще 102 госпитализированы с легкими телесными повреждениями. Всего задержано 152 нарушителя порядка. Остальным удалось скрыться. Среди сотрудников чеченской милиции пострадавших нет. Там плохо одно, Рамзан - ребята убили какую-то английскую журналистку. Как обычно вой поднимется".

"Ладно, неважно, - ответил человек у окна, не поворачиваясь. - Кто был задействован в операции?"

"Гвардейская рота Галанчожского полка, - ответил молодой кавказец, - мы их посылаем на такие разгоны, потому что ребята не привыкли тормоза включать".

"Да, удалось, - произнес рыжебородый, чертя пальцами замысловатую фигуру на оконном стекле, - еще в прошлом году они собирали по пять-шесть тысяч человек, а сейчас мало ходят. Знают, что убивать их будем".

Он резко обернулся (голова уже, вроде, болела едва-едва), отрывисто и зло произнес что-то по-чеченски, потом быстро подошел к стене, на которой висела карта России и спросил: "А в целом как?"

Альви уже стоял у карты, в руках указка, лежавшая прежде на полочке под.

"Урал, как ты знаешь, весь охвачен мятежами. Там и военные, и милиция, и даже ФСБ переходят на сторону мятежников. Мы несем очень серьезные потери, хоть используем и авиацию, и артиллерию. В усиление ногайской дивизии придан ингушский казачий полк и калмыки, но убивать умеем не только мы, как выясняется.

Екатеринбург уже сравнивают со Сталинградом и Грозным, но это не спасает. Мы почти не продвигаемся. А кое-где вынуждены отступать. И нам не очень помогли русские подразделения, нас продолжают называть "чурками" везде, где мы появляемся"

Рыжебородый скрипнул зубами, но промолчал.

Альви продолжал, прикладывая указку к карте: "Хуже всего на Дальнем Востоке. Там кроме русских появились китайские отряды. Мы уже выразили официальный протест Китаю в связи с этим, но они сказали, что ничего поделать не могут.

В средней полосе ситуация получше. Здесь мы контролируем почти все крупные города, хотя сил тоже недостаточно. Русские свиньи переходят на сторону мятежников - процентов 25-30, но этого хватает, чтобы полностью деморализовать остальных".

Рыжебородый хмыкнул и спросил: "А как веденцы в Кремле?"

Но когда собеседник открыл рот, чтобы ответить, он махнул рукой: "Погоди, через пять минут все сами увидим по телевизору".

Потом подошел к столу и снова нажал на кнопку.

"Социта, - спросил он, - Патрушев все еще здесь?"

"Да, Рамзан Ахматович, - ответил женский голос, - уже второй час дожидается".

"Зови".

В кабинет вошел уже немолодой белоглазый человек славянской наружности с лицом, напоминающим дохлую рыбу.

"Коля, - рыжебородый, скривившись, начал сплевывать русские слова, - идиоты говорят, что якобы ты мне не подчиняешься по Конституции. Но срать я хотел и на нее, и на тебя. Твои люди, нет такой территории, чтобы не перешли на сторону быдла. Я потерял уже почти 60 тысяч человек, и ты несешь ответственность за их смерть. Тебе, я думаю, хорошо известны наши традиции кровной мести. Так вот, запомни – я могу объявить своим людям, что их родственники гибнут из-за предателей по твоей вине. Ты дня, Коля, не проживешь после этого".

Белоглазый втянул губы в рот и попытался улыбнуться.

"Рамзан Ахматович, - сказал он, - я не готов вести разговор в подобной тональности. Если у Вас есть претензии ко мне, то давайте разбираться вместе с президентом. Только он может судить, насколько Вы правы в своих обвинениях в мой адрес".

"Коля, - скривился тот, кого назвали "Рамзаном Ахматовичем", - единственный президент, который у тебя есть, - он взглянул на часы, - на данный момент времени, это я. Твой разлюбезный Сергей Хуяндович Иванов только что написал прошение об отставке…"

"…Ну или, - подумав немного, прибавил рыжебородый, - скончался от сердечного приступа. Сейчас узнаем". И он включил телевизор.

На экране сутулый, тощий старик пронзительным фальцетом зачитывал заявление об отставке.

"...Исполняющим обязанности президента, - монотонно резал воздух человек в телевизоре, - до выборов, согласно Конституции Российской Федерации, становится председатель правительства Российской Федерации Рамзан Ахматович Кадыров".

"Ну вот видишь, - с неожиданно прорезавшимся сильным кавказским акцентом, хмыкнув, пробормотал, рыжебородый, - жив он, потому что умный. И ты, Коля, можешь еще поработать. Мне нужны такие как ты, специалисты. Ты готов, красавец, служить родине под моим началом?".

Патрушев попытался отстранить от себя приступ невыносимой боли внезапно надломившегося сердца, но вдруг обнаружил, что он… птица и сидит, вцепившись своими птичьими лапками в корявую грязную палку. Рядом, сложив крылья, вдруг приземлился воробей и, клюнув пару раз невидимое зернышко, весело подмигнул: "Ну что, дед, до Танзании сумеешь добраться?"

Патрушев брезгливо отвернулся от воробья и нечеловеческим усилием вернул себя в кабинет председателя правительства. Непонятно как, встал на одно колено.

"Служу России!", - чувствуя как разлетается на миллион осколков его сердце, прошептал он и ушел навсегда в объятия ангелов небесной Палестины.

"Смотри, улыбается", - удивленно заметил Рамзан, толкнув труп ногою.

"Ну да, - заметил Альви, отходя в сторону, - при жизни все больше хмурился… гяур".

НАЗЛОБУ