Ирина Дементьева

Журнал "Дош", № 4 (14), 2006 г.

Понятия о чести политика или военного у нас не в чести.

Отставки, да еще по собственному желанию, в наши дни редки. Но, по крайней мере, одна известна.

Четырнадцать лет назад в дни так называемого осетино-ингушского конфлик­та бывший командующий внутренними войсками РФ генерал-полковник Василий Саввин добровольно заявил об отставке. Для многих она и по сей день представляет­ся загадкой.

Надо заметить, что сам полузабытый, но все еще неразрешенный осетино-ин­гушский конфликт, оставшийся в тени Чеченской войны, — тоже загадка даже для самих противоборствующих народов, так и не осознавших до конца, что это с ними было в страшные дни конца октября — начала ноября 1992 года, откуда поднялась кровавая волна ненависти, выплеснувшаяся на улицы мирного сельского района, унес­шая за пять дней около восьми сотен человеческих жизней, лишившая десятки тысяч людей крыши над головой.

Между тем события эти происходили в присутствии и при участии двух вице-премьеров Георгия .Хижи и Сергея Шойгу, всех силовых министров (Грачева, Ерина, Ба­ранникова). Был среди них и командующий внутренними войсками генерал-полков­ник Саввин, назначенный в те дни командующим объединенной группой войск в зоне конфликта.

Согласившись ответить на мои вопросы, Василий Нестерович в конце беседы вы­разил сомнение, не подольет ли такая публикация масла в костерок, который и без того никак не погаснет. Но и дальняя, и ближняя история Северного Кавказа убежда­ет нас в том, что затянувшееся умолчание сохраняет ожесточение, но не согласие.

Правда — лечит.

— Василий Нестерович, как вы тогда оказались во Владикавказе?

— В октябре 1992 года обстановка в Пригородном районе Северной Осетии накалилась до предела. Принятый Вер­ховным Советом России Закон о реаби­литации репрессированных народов, в особенности статья о территориальной реабилитации, внушила одной части на­селения мысль о торжестве справедливости, а другой — страх потерять Пригород­ный район, переданный им Сталиным по­сле депортации вайнахов и упразднения Чечено-Ингушской АССР. Неуверенность людей в своем будущем заставляла их ис­кать защиты, вооружаться.

Я вылетел на Северный Кавказ в конце октября 1992 г., когда получил сообщение о нападении на подразделение внутрен­них войск в Назрани. Толпа требовалараздать им оружие, поскольку тогда уже с обеих сторон были первые жертвы, пер­вые беженцы, первые заложники. Момент был довольно острый, но оружия ингуши не получили.

Одновременно с той же целью захвата оружия в Северной Осетии произошло нападение на учебный центр Владикав­казского училища внутренних войск в по­селке Комгорон. Насколько мне известно, это нападение было организовано на­чальником местного отделения милиции и тоже, возможно, не по собственной инициативе.

Оружие на этот раз пришлось отдать. Офицеров толпа поставила к стенке, а двух курсантов, продолжавших защи­щать склад, просто растерзала. Людям за­морочили головы целенаправленными сообщениями, что вооруженные до зубов ингуши вот-вот захватят Комгарон. Разо­браться тогда в обстановке и нерядовому человеку было непросто.

Из аэропорта я направился в МВД Се­верной Осетии. Министр внутренних дел Кантемиров сообщил, что хорошо орга­низованные ингушские вооруженные формирования движутся на Владикавказ. В Верховном совете республики его пред­седатель Галазов сказал мне, что люди тре­буют оружия и, если я его не выдам, народ начнет штурм. Он настоял, чтобы я вышелобъясняться с собравшимися на площади людьми. Я понял, что на меня оказывают давление и толпа собрана специально для этого. Оружие они все же получили, но не от меня, а по решению Министерства Обороны РФ.

— Вы говорите о розданных через во­енкоматы 600 автоматах? Но ведь из­вестно, что Галазову по распоряжению тогдашних вице-премьеров Хижи и Шой­гу, прибывших в Осетию почти одновре­менно с вами, передали 5 7 танков, БТРы и БМП. Высокопоставленные члены россий­ского правительства вооружали граж­дан по неведению?

— Ну, это не совсем так. Напомню, что еще раньше в том году в Северной Осетии были созданы первые на Северном Кавка­зе незаконные формирования: нацио­нальная гвардия, ополчение под командо­ванием Бибо Дзуцева, из Южной Осетии прибыл «миротворческий батальон», от­личившийся впоследствии особой жесто­костью... Прежде мне приходилось инспе­ктировать Цхинвал и наблюдать, как за счет Южной Осетии со складов Северо-Кавказского военного округа вооружа­лась и Северная Осетия. Даже для нужд сельского хозяйства закупались БТРы.

— Да, я бывала в Осетии в команди­ровках и все не могла взять в толк, что такое «колхозный БТР». Новорожденная Республика Ингушетия тогда еще не имела властных структур, скажите, откуда там появились мощные воору­женные силы, способные захватить Вла­дикавказ?

— Так вот я и хочу сказать, что не было этих вооруженных сил. Были стихийные небольшие группы, оснащенные, в основ­ном, стрелковым оружием. Противосто­ять Северной Осетии, тем более напасть на нее, конечно, Ингушетия не смогла бы.

Из показаний С. Шойгу и Г. Фила­това в Генеральной прокуратуре: Вопрос: Была ли в действительно­сти у ингушей серьезная техника, кроме стрелкового оружия? Прихо­дилось слышать о наличии у них тан­ков, орудий, реактивных установок «Град»...

Шойгу: Я привык говорить о том, что видел сам. Во время моего пребы­вания в зоне конфликта у ингушей ничего подобного я не видел.

Дело в том, что к нам поступала са­мая противоречивая информация. Значительная часть ее не подтвер­ждалась. Частенько подобную ин­формацию подбрасывало местное МВД, временами МБ...

Филатов: Конечно, у осетинской стороны оружия было значительно больше.

— Василий Нестерович, как же так? Если неравенство сил было столь явным, а накал страстей столь опасным, если все это понимали, как же представите­ли Центра, прибывшие в зону конфликта для его урегулирования, могли внедрять туда столько оружия? Как могла армия участвовать в боевых действиях и стре­лять по мирным селам? Как мог генерал-полковник Филатов выступать по теле­видению по шпаргалке Галазова и призы­вать объединить усилия против «агрес­сора»?

— Полагаю, конфликт этот затевался преднамеренно, все было спланировано. Достаточно сказать, что вместо обычного в таких случаях использования войск для разведения противостоящих сторон была задумана операция деблокирования с по­следующей чисткой территории. Сейчас объясню, что это такое. Накануне траги­ческих событий (в октябре 1992 г.) состо­ялась сессия Верховного совета Северо-Осетинской ССР, на которой приняли ре­шение о деблокировании дорог, закры­тых местными жителями в некоторых се­лах Пригородного района, с компактным ингушским населением. Мои люди ездили по этим дорогам, там не пропускали толь­ко носившуюся по улицам осетинскую боевую технику. «Деблокирование» — это, практически, вид боевых действий. Такая операция, полагал я, приведет к вводу в населенные пункты вооруженных фор­мирований Северной Осетии и к практи­ческому вытеснению оттуда ингушей. Помня трагические последствия такой же операции «Кольцо» в Карабахе, я послал телеграмму Галазову, министру обороны РФ, доложил министру внутренних дел РФ Ерину. Довел до их сведения, что пла­нируемая операция приведет к массовым жертвам и поэтому считаю ее нецелесо­образной. Они все промолчали.

Безусловно, под предлогом устране­ния опасности со стороны Ингушетии было задумано создать четкую границу, вытеснив за нее ингушей.

Ситуация на Северном Кавказе была такова, в том числе и в Осетии, что мы ра­ботали в угоду политикам, хотевшим за счет национализма удержаться у власти.

— Во Владикавказе вы оказались старшим войсковым начальником и по настоянию Хижи возглавили командова­ние объединенной группой войск. У вас, следовательно, сосредотачивалась вся информация, и вы же обладали властью принимать решения. Была ли возмож­ность остановить трагическое разви­тие событий?

— Собственной разведки у меня не было. Вся информация поступала из МВД Северо-Осетинской ССР. А это была про­думанная система дезинформации. Не сразу, но пришлось в этом убедиться. Шли сообщения о скоплении ингушских сил в том или ином направлении, о передвиже­ниях ингушских танковых колонн, о по­ступлении вооружения со стороны Чеч­ни. Я несколько раз направлял на разведку вертолеты. Вели разведку и армейскими силами. Ни бронеобъектов, ни каких-ли­бо колонн, взводов, рот мы не обнаружи­ли. Все это было блефом... Был также за­фиксирован случай целенаправленной провокации. Наш лейтенант расстрелял офицера осетинской милиции, когда об­наружилось, что тот со своими сотрудни­ками под видом ингушей напал на броне­транспортер дивизии Дзержинского. Уст­раивали также мнимый бой под стенами особняка, где ночевали Хижа и Шойгу.

— Прибывший на родину в отпуск и назначенный в первые дни конфликта военным комендантом Назрани генерал Муса Цечоев участвовал в первых перего­ворах с Г.С. Хижой в аэропорту Беслан. Убедившись, что вице-премьер недоста­точно владеет обстановкой, так же, впрочем, на тот момент, как и его собеседники, Цечоев предложил всем восполь­зоваться вертолетом и облететь горя­чие точки района, опросив везде по одно­му из местных жителей с каждой сторо­ны — осетинской и ингушской. Хижа не соглашался, но, в конце концов, дал добро на вылет. Однако на летном поле не поя­вился. В кабинете его тоже не оказалось — вышел в другую дверь и уехал во Влади­кавказ. (По магнитофонной записи бесе­ды с М. Цечоевым. — И. Д.)

— Из объединенного командования ничего не получилось. Я собрал штаб, ор­ганизовал связь, стал разбираться, какие у меня имеются наличные силы. Нацио­нальная гвардия представила список лич­ного состава из 15 человек! Прибывший парашютно-десантный полк под коман­дованием заместителя командующего ВДВ генерала Чиндарова сразу же выдви­нулся к ингушской границе для прикры­тия Чермена от проникновения туда бое­виков. Ночью десантники растерялись, попали не туда, услыхали выстрелы, от­крыли «ответный» ураганный обстрел. Я стал выяснять, что происходит, связался с Чиндаровым. Он мне заявил по телефону, что ведет тяжелый бой с неизвестными бронесилами, что огонь плотнее, чем в Афганистане. Утром на вертолете я при­летел «в район тяжелых боев». Но ничего, кроме «москвича» и сожженного автобу­са, там не обнаружил. Ни малейших сле­дов тяжелой техники. Не было там ника­кого боя.

Сил внутренних войск явно было не­достаточно, чтобы остановить волну убийств и мародерства. Требовалось не менее одной дивизии, то есть 6-7 тысяч человек, чтобы колоннами стать и развер­нуться против осетинской национальной гвардии: вооруженный перевес был явно на их стороне. А внутренние войска ко времени конфликта располагали числен­ностью до полутора тысяч человек.

Но, повторяю, главные решения при­нимались на политическом уровне.

— Чья это все-таки была идея ввести войска на территорию Ингушетии и устроить «зачистку» Назрани?

— Прилетели все силовые министры: Грачев, Ерин, Баранников. Вице-премьер Хижа был полностью под влиянием Гала-зова и занимал откровенно односторон­нюю позицию. Я не присутствовал на со­вещании, где принималось это решение. Меня просто не приглашали на такие со­вещания.

Из показаний В.Н.Саввина в Гене­ральной прокуратуре РФ:

— Я выступал в Верховном Совете Северной Осетии и сказал, что люди, которые страдают от возникшего конфликта независимо от нацио­нальности, для меня одинаковы, чем вызвал большое недовольство осе­тинских депутатов: как это я, дескать, ставлю осетин и ингушей «на одну доску»? Лично я считаю, что недове­рие Галазова ко мне возникло еще с тех пор, когда я без его ведома вывел наш полк из Южной Осетии...

Замысел же у них был общий: хватит, мол, теперь нужно Ингуше­тию брать. И с ходу на Чечню. Пос­ледствия этого дилетантизма и шапкозакидательства были бы ужасны. Я дал команду начальнику штаба подсчитать, какие оператив­но-войсковые силы для этого потре­буются. Получилось, как я и ожи­дал, что если выполнять задачу гра­мотно, то есть обеспечив безопас­ность мирного населения, силы нужны будут огромные. Сказал об этом Грачеву. «Вы что, приказ пре­зидента отказываетесь выполнять?» — спросил Грачев. «Нет, не отказы­ваюсь, — ответил я, — но считаю это нецелесообразным из-за отсутствия сил и средств».

Из показаний Г. Филатова в Гене­ральной прокуратуре РФ:

Вопрос: С чем была связана за­держка ввода войск в зону вооружен­ного конфликта? Ведь чем быстрее были бы введены войска, тем быст­рее можно было бы локализовать конфликт и приступить к разоруже­нию противоборствующих сторон?

Филатов: Все собрались в штабе корпуса, туда прибыли Грачев, Ерин, Баранников. Выступили Хижа, Шой­гу. Было в резкой форме заявлено: из-за того, что Саввин своевременно не ввел внутренние войска, гибнут лю­ди. Очень резко выступил в отноше­нии Саввина Шойгу. Я сказал, что за­дача по вводу войск была сорвана из-за Саввина.

— Итак, вас упрекали, что внутрен­ние войска были введены в зону конфликта с опозданием, что из-за вашей нерас­порядительности и произошло крово­пролитие.

— Я с себя вины не снимаю. Но не за опоздание и тем более не за «нераспоря­дительность», а за то, что мы не смогли отсечь осетинские формирования от мирного ингушского населения. У нас, как я уже говорил, просто не было для этого достаточно средств, и я об этом предупреждал. По-человечески я очень тяжело пережил и по сей день переживаю ту ситуацию. Но, как военный, понимаю: если бы согласился с планом «зачистки» Ингушетии, крови было бы больше, мно­го больше. У нас сейчас есть пример Чеч­ни. Вторая причина моего решения об отставке — необъяснимое прекращение комплектования внутренних войск, вы­полняющих свои обязанности на преде­ле возможностей. Но рапорт об отставке я подал, когда узнал, что они все-таки приняли решение вводить войска в Ингу­шетию до границы с Чечней. Ведь вслед за нашими боевыми порядками шли бы осетинская национальная гвардия, опол­ченцы и югоосетинский батальон! А они вели огонь на поражение, не выбирая це­ли, как это и случилось в Пригородном районе.

— Василий Нестерович, я понимаю, что военный такого ранга не мог на­звать другие причины неисполнения рас­поряжений высших должностных лиц, но у вас они были?

— Были. Начать тогда операцию про­тив Чечни значило запалить весь Север­ный Кавказ. Понимая, что мой рапорт могли положить в стол, я убедился, что он зарегистрирован. Отставка была принята через два месяца. По предложению Шах­рая.

***

Дилетантизм, невзыскательность в выборе средств в соответствии с чьими-то представлениями о стратегических интересах России, а также провинциа­лизм и опасная иллюзия, будто политику можно делать по блату, — вот убийствен­ные черты российской власти разных уровней. Первый на территории России вооруженный конфликт, внешне полу­чивший форму межэтнического, произ­вел на Северном Кавказе фундаменталь­ные перемены, проявил, как снимок на залежавшейся фотопленке, скрытую и скрывавшуюся долгие годы картину взаи­моотношений народов, устремлений правящих групп, бессмысленную инер­ционность российской национальной политики и нескрываемое пренебреже­ние к людям. Он перекорежил десятки тысяч жизней, круто изменил и судьбу ге­нерал-полковника Саввина.

Отставку по принципиальным сооб­ражениям ему не простили.

Ингушетия.Ру