Константин Косачев, глава комитета Госдумы РФ по международным делам:
«Мы собрались в Страсбурге, чтобы опровергнуть разговоры, что мы не можем обеспечить возможность свободного высказывания всех. Как раньше предлагалось в Грозном и Москве».
Андреас Гросс, докладчик ПАСЕ по Чечне:
«Следует говорить так, как если бы Масхадов был жив».
Алу Алханов, президент Чечни:
«Не народ виноват в развязывании войны. Дудаев, Масхадов, Удугов, Басаев – виновники.
Меня поддерживают люди – они говорят: «Мы хотим мира».
Светлана Ганнушкина, руководитель Комитета «Гражданское Содействие»:
«Политический процесс идет при наличии всех сторон и позиций. Мы не занимаемся политикой, но сожалеем, что здесь нет представителей Масхадова.
Бомбежка мирной колонны с беженцами, «Норд-Ост» и прочее – звенья одной цепи. Мы закрываем глаза на эту трагедию.
«Чеченизация» - перенос деятельности на территорию Чечни – провалилась. «Зачистка» стала синонимом ужаса.
Необходимо отделить сепаратизм от терроризма.
Даже если сама идея отделения не нравится, нельзя отнять у людей возможность на нее.
Важно, чтобы это противостояние не привело к насилию. Примеры разрешения конфликта без крови: мирный распад Чехословакии, Канада – референдум в 1996 году по отделению Квебека, Северная Ирландия – мир после крови».
Асламбек Аслаханов, советник президента Путина:
«Что делается для того, чтобы снизить порог безжалостного отношения к населению Чечни?
Ситуация в республике медленно, но улучшается. Но что делают власти для исполнения законности?
Я полагал, что будет возможность говорить всем участникам, приглашенным на Круглый Стол.
Мои предложения: не может быть силового решения проблемы. Даже если дерутся на улице, их мирят.
До «Норд-Оста» я был сторонником мирных переговоров с Масхадовым. Президент Путин ни разу от них не отказывался, выдвигая три требования: отказаться от претензий на территориальную целостность, отмежеваться от Басаева и выгнать наемников.
Как просто человек, я предлагаю вести политический диалог с самим чеченским народом. У нас есть старейшины, женщины, молодежь, воюющая сторона.
После референдума по статусу республики, на котором люди действительно голосовали (реально приблизительно 60 процентов), возможности переговоров с Ичкерией нет. Республика не существует ни де-юре, ни де-факто.
Предлагаю проведение Всечеченского съезда».
Татьяна Локшина, руководитель центра «Демос»:
«В Чечне не существуют механизмы для легального представления всех точек зрения, включая и сепаратистов, и нет методов по их реализации.
Масхадов – солдат. Солдаты погибают, но как можно не выдать его тело. Это демонстрация крайней формы ненависти – оскорбление.
Чтобы решить проблему, необходимо признать ее существование. Официальная риторика последние два года была направлена на то, что в Чечне нет войны. А в Чечне идет война – партизанская, которая может тянуться годами.
Один из механизмов решения проблемы – введение в Чечне чрезвычайного положения. Для того, чтобы перевести конфликт из внутричеченского, важно, чтобы ответственность легла на федеральный центр.
Когда люди свободно смогут выражать свою волю, необходимо введение в Чечню миссий ЕС и ОБСЕ – для наблюдения за ситуацией».
Владимир Кравченко, прокурор Чечни:
«Вводить ЧП нет смысла. Криминогенная ситуация говорит об улучшении. Общая преступность снизилась на 18 процентов».
Абдул-Хаким Султыгов, экс-спецпредставитель Президента РФ по защите прав граждан в ЧР:
«Отсутствие общественных организаций сегодня – это такой подход, бойкот.
Вряд ли возможно бескровное восстановление Ичкерии».
Тадеуш Ивиньски, председатель комиссии ПАСЕ по вопросам миграции, беженцев и демографии:
«Существует такой стереотип, что чеченцы – несчастная нация (депортация и прочее). Наша задача – доказать, что это нормальная нация.
Ганнушкина говорила про необходимость разделения терроризма и сепаратизма, указывала примеры решения конфликта без крови. Нет простых решений конфликтов. Но, надеюсь, мы будем говорить о какой-то автономии для Чечни.
Мы упускаем момент, что между 96-м и 99-м годами в Чечне они упустили свой шанс. Они создали свой маленький Афганистан.
Нужна социально-экономическая трансформация. У нас в 1944-м году Варшава, которая в три раза больше Грозного, была разрушена полностью, но мы восстановили ее. Нужно ускорить процесс – если намечено построить 180 домов, то нужно построить больше.
Безопасность, жилье и работа – минимум, на котором нужно строить процесс мирного урегулирования».
Муса Умаров, член Совета Федераций:
«Я не считаю, что бойкот есть. Их неприсутствие объясняется тем, что они поняли, что в Чечне все хорошо.
Пусть вся «та сторона» признается, тогда она будет помилована и будет участвовать в политической жизни республики».
Наталья Жукова, член Союза Комитетов солдатских матерей:
«Амнистия нужна и нужны выборы в парламент. Но любые выборы на штыках незаконны.
Необходимо исключить из голосования военных – их 10 процентов от общего населения республики.
Чтобы придать военным вместо карательного имиджа миротворческий статус, необходимо сократить их количество».
Лема Хасуев, омбудсмен в Чечне:
«Мы – чеченцы, но мы строим свою жизнь с тем государством, в котором живем.
Некоторые мешают президенту строить мир в Чечне, выдавая себя за правозащитников, совершая некоторые выходы, которые разделяют народ».
Владимир Лукин, уполномоченный по правам человека в РФ:
«Я опасался, что будет столкновение двух позиций: люди с одной стороны будут организованно говорить одно, с другой – также организованно другое. Но здесь говорят люди, а не механизмы организованного давления».
Ив Коэн, историк, французский эксперт по Кавказу:
«Желание российской стороны идти на переговоры было ярко продемонстрировано в момент убийства Масхадова. Масхадов был бы более опасен на переговорах, чем в убежище. Российская сторона хотела других участников Круглого Стола, но не Масхадова.
Необходимо, чтобы здесь были легитимные представители Масхадова. Мы можем говорить об Умаре Хамбиеве.
Очень жаль, что нет некоторых представителей чеченского общества и жаль, что Россия не намерена привлекать их к этому участию.
Я хотел покинуть зал после своего выступления, но решил остаться из-за уважения ко всем собравшимся».
Франц Тиммерманс, депутат ПАСЕ от Нидерландов:
«Это для меня определенное разочарование, что не было некоторых представителей. Я надеюсь, что они в дальнейшем присоединятся к этой работе.
Независимость может произойти по обоюдному соглашению.
В 1996-99 годах мы упустили необходимость реконструкции Чечни. Не были выделены фонды, не были определены механизмы, чтобы запустить экономическую систему.
Амнистия всех преступников невозможна. Необходимо судить вне зависимости от принадлежности к сепаратистам или ли федеральным или иным структурам».
Франц Клинцевич, депутат Госдумы РФ:
«Я лично, под свою ответственность, как депутат Госдумы РФ, приглашаю Умара Хамбиева в Россию».
Лорд Фрэнк Джадд, депутат ПАСЕ от Великобритании:
«Проверка демократии – это когда меньшинство признает большинство. Без уважения прав человека устойчивой долгосрочной демократии не будет.
Смерть Масхадова сыграет на руку экстремистам.
Я не верю, что нам удастся добиться существенных изменений, пока здесь отсутствуют ключевые фигуры. Сегодня мы делаем только первый шаг.
Мы не должны сентиментальничать и говорить, что будущее в образовании и так далее. Но нам нужно честно признавать, что мы против терроризма».
Сергей Хайкин, руководитель социологической службы «Валидата»:
«Предлагаю под эгидой ПАСЕ организовать «чеченский барометр» - службу общественного опроса жителей Чечни. Плюс проводить опрос экспертов.
За три года мы провели 30 замеров. Примерно 80 процентов чеченцев выступают за то, чтобы «Чечня была в составе России», около 15 процентов – за независимость. Устойчивость этих показателей говорит об их достоверности».
Таус Джабраилов, глава Госсовета Чечни:
«Боевики давно не пользуются авторитетом в Чечне. Для того, чтобы молодежь не подавалась к ним, нужны рабочие места».
Рудольф Биндиг, руководитель ПАСЕ по юридическим вопросам и по правам человека:
«Никто здесь не говорил о международном терроризме, о давлении внешнего характера.
Я могу назвать восемь групп в Чечне, представляющих: Масхадова, ваххабитов, силовиков и так далее. И у каждой из этих групп свои задачи.
Нам нужно задуматься, кто раскачивает ситуацию.
Много говорят о социальных и экономических проблемах, но нам нужно снизить уровень нарушений прав человека и найти, кто виноват в раскачивании ситуации.
Мы говорили, что нужен четкий сигнал с самого высокого политического уровня на силовые ведомства. И теперь хочется спросить, неужели у российского руководства и президента Чечни нет сил, чтобы предотвратить похищения людей? Когда здесь будут сепаратисты, я спрошу у них, но сейчас здесь представители другой стороны, и я хочу спросить это у них.
Мы должны все политические силы, пусть за ними стоят сепаратисты или националисты, вовлечь в процесс».
Ахмар Завгаев, депутат Госдумы РФ:
«По вашим разговорам кажется, что борьбу ведут две политические силы, но откуда взялись тогда 416 наемников из 42 стран?»
Эли Исаев, министр финансов ЧР:
«Мы говорили сейчас с участниками демонстрации протеста напротив здания Совета Европы. Оказалось, что мы знакомы, имеем общих родственников. За 20 минут они не выдвинули никаких требований, но спрашивали лишь об экономической ситуации в Чечне».
Марко Михельсон, депутат ПАСЕ от Эстонии:
«В 1999-м году Путин сказал: «Всех, кто против нас, мы будем мочить в сортире». И сейчас я не вижу, чтобы что-то изменилось в подходах к решению. Убийство Масхадова – тому свидетельство.
Россия говорит: «Это наш конфликт», но я не согласен. Если Россия вступила в ЕС, то должна разделять все ценности демократии».
Адам Албеков, профессор, экономист:
«Россия и Чечня – как два брата. Россия – старший брат, Чечня – младший, который время от времени шалит.
Когда под угрозой исчезновения оказываются животные или насекомые, их заносят в Красную книгу. Чеченцы – уникальный народ, нас также нужно занести в Красную книгу».
Газета "Чеченское общество"
